Пройдя длинным извилистым коридором, мы очутились в какой-то зале, и я остался стоять один. Вскоре послышались шаги, с моих глаз сорвали повязку — передо мной стоял еретик Радвила и теребил свою бороду. Он посмотрел на меня мрачным взглядом, ткнул мне в лицо оклад и грозно крикнул:

— Где взял? Как он очутился у тебя?

Я молчал. Он нервно комкал в кулаке свою бороду и тихо, но угрожающе сказал:

— Говори, ты, иезуитское отродье, где взял оклад, а не то велю содрать шкуру.

Я сказал:

— Без воли всевышнего ни один волос с головы моей не упадет. Ваша светлость не имеет права оскорблять и унижать меня. Прикажите наказать ваших людей, осмелившихся напасть на меня и ограбить духовное лицо.

Он посмотрел на меня и хмуро махнул рукой своим.

К нему бросился Карл Зигирт:

— Ваша светлость, позвольте мне попотчевать его, мы с ним старые знакомые, я хочу отблагодарить его.

Господи, во славу твою эти муки приношу, да простятся мне мои прегрешения! Будто волки, набросились еретики на твою овцу, вырванную из священной паствы, и мучать стали.

Мое грешное тело покрылось выжженными красными язвами, и с каждым прикосновением раскаленного железа оно дергалось, будто я на жаровне извивался. Я молился, чтобы господь придал мне силы и чтобы я мог отомстить своим врагам. Дабы смог я так же, как они сейчас смотрят на мои страдания, смотреть на их страдания, во сто крат более страшные. И когда я весь горел как на угольях, то донесся до меня голос главного еретика:

— Если не скажет, отвести в подвал и вырвать язык.

Меня охватила слабость, но и ты, господи, идя на Голго?фу, споткнулся. Сатана подсунул грешную мысль, и я, спасая свое мерзкое, жалкое тело, раскрыл им много тайн из жизни нашего ордена, способы борьбы с безбожниками и еретиками, которые не имел права раскрыть даже перед лицом смерти.

Радвила все выслушал и сказал:

— Я лишь попугал, не собираясь карать, не знал, что ты такой слабый духом. Но теперь ты выдал своих и ни им, ни нам не нужен.

Он дал знак слугам и повелел:

— Вывезите эту падаль куда-нибудь за город, чтобы не оскверняла моих покоев, и бросьте. Он недолго протянет.

Велик ты, о господи, в своем милосердии и милости! Когда я, несчастная тварь, недостойная быть у ног твоих, полная алчности, противнее противнейшего червя этой земли, выдавшая святую церковь, своих братьев, мня себя погибшим и едучи в повозке, богохульствовал и бранился, что ты оставил меня, — то ты, только испытав меня и увидев, сколь слаба моя вера, снова явил свою божескую милость, хотя я тысячи раз был достоин виселицы за свои гнусные прегрешения.

Долго везли меня в закрытой карете и наконец сбросили где-то далеко за городом, на краю дороги. Я ослаб духом и телом и потерял сознание…»

Учитель остановился, тяжело вздохнул. Ребята только теперь заметили, как он устал. На лбу выступили капли пота, глаза часто моргали, дрожали руки. Сегодня он в первый раз поднялся с постели.

Они переглянулись.

— Учитель, хватит, ложитесь и отдохните, — сказал Ромас. — Мы придем в другой раз, ну хотя бы послезавтра.

— Ничего, ничего, не беспокойтесь за меня, я уже окреп, ого! — Учитель не хотел показаться слабым прежде всего самому себе. — Только немножко отдохну, и будем снова читать, возможно, кончим.

Но в это время без звука, словно тень, проскользнула в комнату жена и стала рядом с ним.

Учитель закрыл рукопись.

— Говорите, послезавтра? Ну, пускай будет послезавтра!

Опасное состязание

Странные вещи начали твориться на свете. Ромас получил необыкновенное письмо. На конверте обратного адреса не было. Ромас разорвал конверт, прочел письмо и ничего не понял. И вот уж который раз перечитывал он этот листок, но так и не в силах был разобраться, что все это означает:

Ромас в десятый раз перебирал мысленно всех знакомых, всех приятелей и не находил никого, кто бы мог написать такое письмо. В конце концов и мать обратила внимание на эту бумажку.

— Получил письмо, не знаю от кого, — объяснил Ромас.

Мама пробежала глазами аккуратный листок, потом прочла его еще раз вслух и пожала плечами.

— Действительно странное письмо. Что это за нелепые встречи в такой час! И нечего тебе ходить. Если ты кому-нибудь нужен, дома тебя найдет.

Вернувшись с работы, отец тоже прочел письмо. Он согласился с матерью и добавил:

— Если не подписано, не стоит и идти. Порядочные люди не встречаются с авторами анонимных писем.

— Кстати, — сказал вдруг отец через несколько минут, — я сейчас иду на собрание и думаю, что вернусь где-то около десяти. Если хочешь, то по дороге могу завернуть в этот скверик, погляжу, что это за птица желает тебя видеть.

Ромас не спорил с отцом. Пусть посмотрит. Охваченный любопытством, он весь вечер ожидал, когда отец вернется с собрания. Но ничего интересного Ромас не узнал. Отец был на скверике, даже несколько минут посидел на скамейке и покурил, но никого, хотя бы отдаленно похожего на человека, ожидающего свидания, не появлялось.

Ромас махнул рукой и вскоре забыл про письмо. Но через несколько дней он снова нашел такой же конверт. Только на этот раз письмо было надушено и внизу стояла подпись: «Твоя подруга». В письме кто-то упрекал мальчика, что он не пришел, и приглашал явиться в тот же час на то же место завтра. Ромас прочел письмо, поспешно спрятал в карман и огляделся, не видит ли кто-нибудь. Сейчас у него не было никакого желания делиться новостью с матерью. У него горели щеки. «Твоя подруга»… Кто же мог быть этой подругой? Снова ломал он голову, снова и снова не мог найти ни одного человека, который так жаждал бы встречи с ним, Ромасом.

Вечером следующего дня Ромас переоделся и вышел из дому задолго до десяти. С ним зачем-то хочет встретиться девочка! Кто она такая, почему, для чего хочет его видеть? Может быть, он ее совсем и не знает, а может быть, каждый день встречается и видится. Каждый день? Какое она имеет право писать ему письма, приглашать на свидание?

Он вдруг оскорбился и едва не повернул обратно. Но любопытство победило. «Ладно, схожу, посмотрю, может быть, даже и останавливаться не стану, только пройду через сквер. А все-таки кто же она?..»

До сквера оставалась еще добрая сотня метров, когда Ромас увидел единственного на свете человека, который мог прислать такое письмо. Это была Юсте, сестра Зигмаса, совсем молодая, веселая девушка, работавшая продавщицей в универмаге.

Встречая Ромаса на улице или у брата, она всегда веч село шутила с ним, поддразнивала и называла мальчика не иначе, как «моя симпатия». Но зачем это письмо и это свидание?

Ромас удивленно и растерянно смотрел на девушку, а она с улыбкой протягивала руку.

— Ромас, мальчик мой, давно не виделись! — смеялась она, здороваясь. — Что не заходишь?

— Некогда, — неловко оправдывался он, говоря явную глупость. Только вчера днем он был у Зигмаса. Но Юсте не было дома.

— Ну вам, мужчинам, всегда некогда. И наш тоже целыми вечерами где-то бродит. Ты, наверное, не спешишь, идем прогуляемся, — взяла она его за руку, как маленького мальчика, и потащила по улице. — Хорошо, а? Какой славный вечер. Кажется, бродила бы всю ночь и не устала. Хорошо бы теперь поехать куда-нибудь в деревню, всюду зелень… А воздух какой! Я еще помню, как маленькой жила в деревне. А ты жил в деревне, Ромас?

— Нет, — сказал он. — Только в прошлом году на каникулы ездил.

— И то хорошо.

Она болтала, ничуть не стесняясь, часто сама спрашивая, сама отвечая.

— Смотри, как дрожат листья на деревьях. Отчего они дрожат? И как асфальт сверкает!.. А куда ты шел? — неожиданно спросила она. — Может быть, я помешала?